Найиб Букеле – Обращение к нации

1 июня 2025 президент Сальвадора выступал в национальном театре с обращение к нации. Мне стало интересно, о чём он говорил, и я, с помощью транскрипции речи записал его текст на испанском и затем сделал перевод. Вот текст. Надеюсь, вам будет интересно почитать. Итак, поехали:

Господин Президент Счётной палаты Республики, госпожа Президент Верховного избирательного трибунала, уважаемые представители Генеральной прокуратуры, господин Генеральный прокурор, Генеральный защитник и Защитница по правам человека, Превосходительства господа послы и уважаемые дипломатические миссии, аккредитованные в нашей стране, господин Президент Национального совета по судебной системе, члены правительства, уважаемый представитель международных организаций, моя дорогая семья, которая сегодня со мной, почётные гости, народ Сальвадора.

Преобразование Сальвадора стало одним из самых стремительных в новейшей истории, но для нас оно было лишь едва достаточно быстрым. Сальвадор сегодняшнего дня совсем не похож на тот, что мы унаследовали после трёх десятилетий террора и эксплуатации. Страна, которую мы приняли, даже не была по-настоящему нашей — независимой лишь по названию. Её улицы контролировались бандами, а правительство находилось в руках истинных правителей, которые всегда оставались в тени.

Шесть лет назад мир уже потерял надежду на Сальвадор. Нам говорили, что преступность — это неотъемлемая часть нашего общества и что победить её невозможно. Публиковались обширные исследования, запускались проекты по «спасению» страны, но в глубине души никто не верил, что это возможно, и поэтому их решения никогда не были разработаны так, чтобы сработать. Сальвадором управляли люди, у которых не было ни малейшего намерения нам помочь.

Шесть лет назад мы лишь начали возвращать нашу страну. Сегодня Сальвадор больше не принадлежит ни иностранным игрокам, ни их местным марионеткам. Сегодня Сальвадор принадлежит народу Сальвадора.

Сейчас весь мир говорит о Сальвадоре и о чуде, которого мы достигли по милости Божьей. Наш пример уже вдохновляет многие народы мира. Это потребовало времени, стоило нам жертв, требовало терпения и веры. Мы уже достигли невозможного, но наша работа лишь начинается.

Нам пришлось бороться за то, что в других странах считается само собой разумеющимся — за свободу строить своё будущее на собственных условиях. То, что мы вот-вот построим в Сальвадоре, стало возможным только благодаря тому, чего мы добились за эти годы. А то, чего мы достигнем впредь, будет возможно лишь с той же самой верой и настойчивостью, которые привели нас сюда.

Мы победили кошмар, который пугал нас долгие годы. Теперь мы построим страну нашей мечты. Это заняло время, стоило нам жертв, требовало терпения и веры. Наша нация молода. И всё же, если взять 200 лет нашей юной истории, то преобразования, которых мы добились, заняли лишь ничтожную её часть. 200 лет против 6.

И из этих 6 лет, если учесть, что у нас была ассамблея, которая была полностью против всего, и что реальная власть в стране, суды, судьи и магистраты блокировали нас самым изощрённым образом, то по-настоящему у нас было лишь 4 года. Четыре года с властью что-то менять. Один из них мы посвятили изменению структуры страны, а остальные три — победе над бандами и преступностью.

Мы пришли из страны, которую систематически грабили, сознательно разрушали, где единственной реальной государственной политикой был страх. Страх выйти из дома. Страх сесть в автобус. Постоянный страх за своих близких. Но также — страх перед системой здравоохранения, страх перед образовательной системой, страх перед жадной и исключающей экономической системой. Страх перед политикой и страх перед обществом.

Правительства были всего лишь управляющими этим страхом. Они внедряли его сознательно, извлекали из него выгоду сознательно. Вы наверняка помните, как пришла левая партия — извлекая выгоду из страха, из социального страха, из экономического страха.

Некоторые утверждают, что раньше в Сальвадоре была демократия, а теперь её нет. Наверняка вы читали это где-нибудь, правда? Что раньше здесь была демократия, а теперь уже нет. Но правда в том, что раньше можно было выбирать только между плохим и худшим. Та демократия, по которой некоторые якобы так скучают, была демократией страха. Богатые боялись меньше, чем бедные, но никто не был в безопасности. Все боялись. И если кто-то этого не пережил сам, пусть приедет сюда и спросит любого.

Тот, кто говорит обратное, кто утверждает, что это было не так, — лишь потому, что та модель была его источником дохода и образом жизни. Иными словами, это те, кто жил за счёт преступности. Никто другой не может скучать по тем временам. Никто.

Невозможно, чтобы человек, который знает, что здесь происходило, мог желать возвращения к тому. Единственные, кто могут — это либо те, кто не знает, кто не живёт здесь и не понимает, что случилось, либо те, кто жил за счёт этого.

Их «институциональность», вы наверняка часто слышали это слово — заключалась в том, чтобы позволять насиловать наших женщин, убивать наших детей, вымогать у наших предпринимателей. Вот что это была за институциональность. Их «прозрачность» — позволять массовые убийства ни в чём не повинных людей, тысяч сальвадорцев, и ещё десятков тысяч жертв, которых они числили как «пропавших без вести».

Некоторые утверждают, что банды оставили после себя 120 тысяч убитых в Сальвадоре. Но если посмотреть на статистику пропавших без вести тогда и сравнить с нынешней, разница будет настолько огромна, что становится ясно — около 90% этих «пропавших» на самом деле были жертвами убийств. Настоящее число убитых, таким образом, превышает 200 тысяч сальвадорцев, убитых бандами. 200 тысяч сальвадорцев, которые должны были быть здесь с нами, но их жизни были прерваны ложным миром, который нам продали.

Потому что всё взаимосвязано: «прозрачность», «институциональность», «мир», «демократия». Их демократия — это больницы с гнилыми жестяными стенами, без обслуживания, но с «исторической памятью». Или проектировать, даже не строить, а только проектировать школы со стенами из жестяных листов, земляным полом и крышей из веток — и называть это инвестициями в образование.

Буквально на днях я смотрел индекс демократии от The Economist. Не знаю, видели ли вы, как The Economist, международное издание, целый день, каждые три часа, публиковало статьи о Сальвадоре. Очень обеспокоены Сальвадором. Так вот, они опубликовали мировой рейтинг демократии. В нём страны оцениваются по шкале от 0 до 10: 10 — самая демократичная страна, 0 — наименее.

Меня удивило, что самые высокие оценки получили наследственные монархии. По версии The Economist. У меня нет никаких проблем с монархиями — наоборот, мы уважаем суверенное право каждого народа выбрать монархическую форму правления. Сегодня среди дипломатического корпуса с нами представители дружественных стран, в которых есть монархии. Мы уважаем самоопределение народов.

Более того, год назад у нас в гостях на инаугурации был король Испании — настоящий джентльмен в полном смысле слова. Те, кто его знают, подтвердят. И мы с уважением отнеслись к его присутствию, признавая его право представлять монархическую нацию.

Но мне показалось любопытным, что такие страны, как наша, получают низкие оценки, несмотря на то что мы выбираем главу государства на свободных выборах. Парламент тоже избирается свободно. И тем не менее наш рейтинг — низкий. А страны, где глава государства определяется по наследству, получают более высокую оценку, чем те, кто избирает лидеров демократическим путём.

Как это возможно? Одно дело — иметь более высокий уровень благосостояния, другое — более высокое качество жизни. Если бы это был индекс качества жизни, индекс благосостояния, индекс развития — тогда понятно, что они могли бы быть намного выше нас. Но если речь идёт о демократии… Может быть, потому что именно они составляют эти рейтинги и сами устанавливают параметры оценки? Возможно, если бы мы составляли индекс, мы бы поставили себе более высокую оценку, а им — более низкую. В конце концов, всё зависит от того, кто составляет рейтинг и в чьих интересах он делается.

Кто-то может возразить: «Господин президент, дело в том, что это парламентские монархии. Это совсем не то же самое, что абсолютная монархия, совершенно иное». Хорошо. Тогда я бы задал вопрос: а эти страны одобрили бы, если бы какая-либо латиноамериканская страна решила ввести у себя парламентскую монархию? Поддержали бы нас? Или осудили бы? Вот тогда и станет ясно, что такие понятия, как «демократия», «институциональность», «прозрачность», «права человека», «верховенство закона» — звучат красиво, это великие идеалы, но на практике они используются лишь как инструменты, чтобы держать нас в подчинении.

«Вы не соответствуете индексу прозрачности», «Вы не соответствуете индексу демократии», «Вы не соответствуете индексу прав человека» — даже если мы соблюдаем всё это больше, чем они. Тем, кто управляет этими глобалистскими повестками, на самом деле не интересны ни демократия, ни верховенство закона, ни права человека, ни прозрачность. Им важно использовать эти термины как инструмент. Им нужно, чтобы наши страны жили по их правилам — по правилам, которых они сами не придерживаются.

Монархическая страна с высоким индексом демократии? В это можно было бы поверить — как я уже говорил — если бы речь шла о лучшем уровне жизни, о большем развитии, о большем благополучии и так далее. Но не о большей демократии. Проблема в том, что сами определения подгоняются в зависимости от того, о ком идёт речь.

Они смотрят на такую страну, как наша, которая работает, которая идёт своим путём, со своими методами, со своими ресурсами — и говорят: «Нет, это не демократия. Мы принесём туда настоящую демократию. Ту, что мы делаем у себя в офисах». Посмотрите, что произошло с такими странами, как Ирак или Ливия. Посмотрите, чем всё закончилось в этих странах, и вы поймёте, что означает «демократия» в устах тех, кто считает, что другие должны подчиняться. Это означает разрушение, нищету, отсталость, подчинение.

Мы должны покончить со всеми этими нелепостями. Я приведу пример одного недавнего случая здесь, в Сальвадоре. Когда начался режим чрезвычайного положения, вы помните, что говорили тогда? Говорили, что мы ввели квоты на аресты для полиции. Это твердили все эти СМИ, оппозиция, НПО, правозащитные организации. Нас обвиняли в том, что мы якобы требовали от полицейских выполнять план по арестам.

Так вот, в рамках этих самых «квот» был арестован один бандит. Он был несовершеннолетним, не имел татуировок, у него не было криминального прошлого — он был подростком. И всё, что у нас было, — это оперативные данные полиции, подтверждающие его принадлежность к банде. Именно он стал символом оппозиции: несовершеннолетний, молодой, без татуировок, без судимости.

Но даже при этом наш суд, несмотря на то что система всё ещё находится в процессе реформ, вынес ему приговор — два года содержания в исправительном учреждении для несовершеннолетних.

Ему дали два года заключения, и поскольку его арестовали в самом начале режима чрезвычайного положения в 2022 году, он вышел на свободу в 2024 году. Так вот, четыре дня назад, 28 мая этого года, через год после освобождения, он убил бывшего сотрудника полиции в Такубе. Именно он совершил то убийство в Такубе. Он убил 62-летнего мужчину.

Мы уже его задерживали. Он находился под нашей охраной. Мы обязаны были предотвратить это убийство, удержав его под стражей. Но из-за того, что мы соблюдали международные договоры и навязанные нам нормы в сфере прав человека, это убийство — это ответственность государства. Потому что именно мы должны были гарантировать, что этот бандит останется в тюрьме. Мы его отпустили — чтобы соблюсти договоры. И теперь одна семья в трауре, и ещё один сальвадорец мёртв. Прибавьте его к 200 тысячам сальвадорцев, убитых бандами.

Конечно, мы его снова арестовали, и теперь он больше никогда не выйдет. Но тогда у нас была возможность не допустить этого убийства. И мы этого не сделали. Вот почему те, кто называют себя защитниками демократии и правопорядка, на самом деле хотят, чтобы мы были неспособны наказывать убийц — во имя так называемого идеала прав человека, который в действительности означает только одно: права преступников.

Потому что если бы речь шла о правах человека в целом, тогда бы защищали и права убитого капрала в Такубе. Мужчину, которому было 62 года, и его семью, которая сейчас скорбит. Но никто не заботится о правах этих людей. Международная система вынудила нас защищать права убийцы, который вышел и убил.

В реальной жизни прощение преступника — это приговор для жертвы. Они продолжают кричать: «Освободите los Yaj!» Мы их уже слышали. И мы знаем, чем это заканчивается: возвращается смерть, возвращается хаос, возвращается страх. И мы этого не допустим.

Так что мы его не освободим — ни сейчас, ни никогда. Печально наблюдать, как дружественные нам страны всё ещё верят этим международным организациям, всё ещё верят в эти договоры, якобы призванные защищать наши права человека. А некоторые политики в регионе, и когда я говорю «регион», я имею в виду не только Центральную Америку, а всю Латинскую Америку, — к сожалению, играют в эту игру.

Я видел, как международные СМИ цитируют президентов других стран, берут у них интервью или публикуют видео, где они рассуждают о демократии. Почему бы им лучше не пойти и не спросить у их народов, сделал ли этот президент что-нибудь для них? Как можно называть демократическим лидером того, кого не поддерживает собственный народ? Какая польза от такой «демократии», если это по сути несостоявшееся государство, которое не может выполнить даже свою главную функцию?

А какова главная функция любого государства? Обеспечить безопасность своим гражданам. Есть много функций, но главная — это безопасность. Если они даже с этим не справляются, как они могут говорить о правовом государстве?

Демократия означает власть народа. Если бы их действительно заботил наш народ, почему же тогда при каждой возможности они пытаются ослабить меня? Некоторые страны, которые годами критиковали Сальвадор, сегодня арестовывают своих граждан за публикации в социальных сетях. Вы видели это, правда? Страны, называющие себя демократическими, чемпионы в области прав человека, сажают людей за посты в соцсетях. Они запрещают свою политическую оппозицию, называя её экстремистской.

Если бы мы поступали так же, мы бы тоже могли назвать свою оппозицию экстремистами. Но мы этого не делаем. Мы позволяем оппозиции проводить кампании, собирать голоса — пусть даже ценой крови — и участвовать в выборах. А они — нет. Они запрещают свою оппозицию. Они даже отменяют выборы. А потом приходят и учат нас, как проводить «демократические выборы».

Когда они видят результаты наших свободных выборов, когда видят опросы, когда видят уровень нашей поддержки, они говорят: «А, это потому что сальвадорцы — жертвы манипуляций». Обращаюсь к тем, кто слушает нас из других стран — а я знаю, что таких немало: представьте себе, что кто-то из другой страны, кто даже не знает вашей, заявляет вам, что ваше мнение в вашей собственной стране не имеет значения, потому что вы, дескать, поддались манипуляции. А они, живущие за границей, будто бы лучше знают, что для вас правильно. Вы бы это приняли? Конечно нет. И мы — тоже нет.

Некоторые международные критики, вероятно, уже слышали это — говорят, что мы якобы отобрали у сальвадорцев демократию, чтобы дать им безопасность. По крайней мере, они признают, что безопасность мы обеспечили. Но утверждают, что сделали это ценой демократии. Некоторые даже говорят: «У меня в стране нет безопасности, но у нас есть демократия». Позвольте мне сказать вам: не обманывайтесь. У вас нет ни безопасности, ни демократии. У вас — несостоявшееся государство. Ложное ощущение, будто вы можете что-то выбирать. Вот чего они хотят.

Они хотят, чтобы мы отменили режим чрезвычайного положения — чтобы международное сообщество сказало: «Вот, посмотрите, Букеле отменил режим!» Но в обмен на это — чтобы сальвадорцев снова начали убивать. Они хотят, чтобы мы принимали решения, лишь бы меня не называли диктатором за границей, даже если это приведёт к тому, что наша страна снова станет непригодной для жизни.

Вы помните, что у нас происходило? Каждый день — буквально каждый день — была резня. 10, 15, 20 сальвадорцев убитых ежедневно. И ещё столько же исчезнувших без вести — 90% из которых, как мы знаем сегодня, на самом деле были тайно убиты.

Когда они когда-либо нам что-то дали? И как я уже говорил ранее — к сожалению, сегодня мы видим, как это повторяется в других странах. И это больно, потому что мы уже знаем, что это такое. Мы уже прожили этот сценарий. И теперь он повторяется по всему континенту. Мы оттуда пришли. Мы знаем, куда всё это ведёт. Мы знаем, что именно в этом неправильно.

Правительства, которые идут на сговор, предпочитают угождать глобалистской элите, а не защитить своих граждан от смерти. А к этому прибавляются все эти национальные и международные организации, которые утверждают, будто помогают людям, когда на деле лишь наживаются на них.

Вот почему несколько дней назад Законодательное собрание одобрило Закон об иностранных агентах. Это закон, созданный для защиты международной помощи. Чтобы убедиться, что средства, поступающие из-за границы под видом поддержки социальных проектов, действительно используются по назначению — чтобы действительно помогать людям.

Большинство развитых стран полностью запрещают иностранное вмешательство. Мы же его допускаем. Мы всего лишь просим, чтобы они платили налоги, как все остальные. Честно говоря, я как человек считаю, что это ошибка — позволять иностранное вмешательство. Я думаю, что его не должно быть вообще. Более того, считаю, что иностранное вмешательство должно быть запрещено во всех странах мира.

Но несмотря на это, мы всё равно его разрешим. Мы позволим иностранное вмешательство. Единственное, что мы будем требовать — это чтобы они платили так же, как все. Потому что в Сальвадоре налоги платят все. Все платят НДС, рабочие платят налоги и когда тратят, и даже когда получают — в виде подоходного налога.

Если у вас есть фабрика обуви, вы платите налоги при ввозе оборудования, вы платите налоги за помещение, которое арендуете, вы платите налоги за своих сотрудников, вы платите налоги с каждой выставленной фактуры. А когда некая организация решает приехать и «помогать» нашему народу — давайте скажем честно — государство предоставляет ей привилегию не платить налоги.

Что из этого выходит?

Кто-то приходит помогать пожилым в доме престарелых — не платите налоги. Мы дадим вам привилегию не платить налоги, потому что вы помогаете пожилым. Кто-то привозит медикаменты, проводит медицинские выезды для сальвадорцев — не платите налоги. Вы же делаете это ради помощи. Помогайте, а мы дадим вам льготу: не платите налоги, чтобы вы могли помогать ещё больше.

Вся помощь, поступающая в социальные проекты от дружественных стран или организаций, будет освобождена от налогов. Но есть и другие — иностранные организации, которые якобы приезжают, чтобы помочь, а на деле занимаются политикой. Перекачивают миллионы на политические кампании, действуют в тени, без правил, без ограничений и, конечно, не платят ни копейки. Никто из них не был избран на демократических выборах. Раз уж мы заговорили о демократии. Даже на вторичных выборах никто их не избирал. Но, тем не менее, они считают, что имеют право вмешиваться в дела страны. С деньгами, с полной безнаказанностью.

Так называемые правозащитные организации защищают убийц, которые когда-то устроили резню среди нашего народа. Традиционные СМИ выводят в эфир активистов, замаскированных под журналистов, чтобы распространять ложь. И это они называют свободой прессы.

Иностранные конгрессмены приезжают стучаться в двери наших тюрем с требованиями освободить преступников. С какого права? Всегда одни и те же — самопровозглашённые защитники демократии — это те, кто не верит в нашу демократию. Они не верят в силу нашего народа. Как они могут заявлять, что защищают демократию, если даже не знают, что такое демократия? Как они могут навязывать правила, которых сами не соблюдают? И предлагать системы, которые у них уже давно не работают?

Какова ситуация в их собственных странах? Почему бы им не заняться защитой своих граждан, вместо того чтобы нападать на наших?

Ответ прост, и хотя его якобы нельзя произносить вслух, большинству людей в мире он уже ясен. Внешние силы, которые тайно контролируют такие страны, как Сальвадор, не заинтересованы в благополучии наших народов. Их цель — создать нестабильность. Потому что нестабильность удерживает наши нации в зависимости от них. Страны третьего мира, по их плану, должны оставаться странами третьего мира. Они не должны развиваться.

И когда такая страна, как наша, решает развиваться, тогда, по их мнению, она нарушает правила международной системы. Но в Сальвадоре мы уже жили в этой ложной демократии десятилетиями. Мы уже делали то, что нам говорили вы. Мы уже следовали вашим советам. И к чему это привело?

К тому, что стало больше бедных, больше больных, больше отсталости, больше небезопасности и больше грабежа.
К этому мы больше не вернёмся.

Сальвадор подал пример другим странам, подобным нашей: что ни одна нация, как бы тяжела ни была её ситуация — а у нас она действительно была тяжёлой, нас называли самой опасной страной в мире — не обязана смиряться с вечными страданиями. Этот пример должен был бы быть поводом для празднования. Но нет. Те, кто хочет удерживать наши страны маленькими и подчинёнными, боятся глобального домино. И они прямо об этом говорят в своих медиа.

Та демократия, которую они проповедуют, заключается в одном — делать всё возможное, чтобы навязать нарратив, что выхода нет. Прямо сейчас, в этот момент, как и сегодня весь день, и вчера, идёт скоординированная атака. Традиционные СМИ — международные и местные — НПО, правозащитные организации, международные институты — все вместе, в унисон, бьют по одним и тем же темам.

Но годы обмана уже аукнулись им, и люди больше им не верят. У них красивые слова, громкие, как сказали бы мы, сальвадорцы, «рimbombantes». А у нас — доказательства. Как только мы перестали принимать это отравленное «лекарство» от внешних сил и начали собственную терапию — мы начали выздоравливать.

Закон об иностранных агентах гарантирует, что те, кто действительно хочет помогать нашему народу, сохранят великую привилегию — не платить налоги, как платим их мы все. Но он также гарантирует, что те, кто приезжает защищать политические интересы, по крайней мере будут обязаны выполнять свои налоговые обязательства — так же, как все остальные.

И обратите внимание: мы не запрещаем им этого делать. Мы не запрещаем им заниматься политикой. Мы не запрещаем им везти свои повестки. Мы не запрещаем им вмешиваться в дела нашей страны. Мы всего лишь просим: зарегистрируйтесь и платите налоги — как любая другая компания, занимающаяся чем угодно.

И кроме того, что мы просим их платить налоги, мы говорим им: имейте хоть каплю приличия. Ведь вы бесстыдно издеваетесь над народом Сальвадора. Просто посмотрите на некоторые из лживых утверждений, которые они распространяют при поддержке и спонсорстве иностранных организаций, усиленные так называемыми журналистами и «независимыми» СМИ.

А потом — заключённые выходят. Несмотря на выдающиеся результаты, они наговорили всё, что хотели, о наших мерах безопасности. Нас называли как только могли. Меня лично во всех возможных СМИ — от сальвадорских листовок до самых престижных международных изданий — называли диктатором.

Знаете что? Мне всё равно, считают ли они меня диктатором.

Я предпочитаю, чтобы меня называли диктатором, чем видеть, как сальвадорцев убивают на улицах. Я предпочитаю этот момент, когда беру телефон и вижу в новостях: «диктатор, диктатор, диктатор, диктатор» — а не: «убийство, убийство, убийство, убийство, убийство». Я предпочитаю, чтобы меня называли диктатором, лишь бы сальвадорцы наконец могли жить в мире.

Пусть они продолжают спорить о словах, а мы будем продолжать сосредоточенно добиваться реальных результатов. И вопреки той лжи, которую они распространяют днём и ночью, у нас — больше результатов, чем у любого другого правительства за всю нашу историю.

Ровно год назад я сказал, что этот пятилетний срок будет посвящён работе над экономикой. Прошёл только один год, и, конечно, ещё не всё так, как нам хотелось бы. Но не надо говорить, что ничего не сделано.

Мы открыли каналы поставки продуктов без посредников, что значительно снизило цены. Агроярмарки, которые, конечно же, с самого начала критиковала оппозиция — это не идеальное решение, но это решение, где можно купить 20 помидоров за один доллар. Конечно, те, кто хочет, могут продолжать ходить в супермаркет — он дороже. Мы также можем импортировать продукты, можем есть в ресторанах — ничего из этого не запрещено. Напротив, мы это даже поощряем, потому что это хорошо для нашей экономики. Это хорошо, потому что такие места создают рабочие места, платят налоги. Если у вас есть деньги и бюджет — делайте это.

Но наша задача как правительства — также предоставить доступный вариант для большинства. И мы этим занимаемся.

Мы также не повышали налоги — за исключением налога для иностранных агентов. И всё равно нам удалось сделать 2025 год первым годом с полностью профинансированным бюджетом, в котором нет ни одного цента долга на текущие расходы. То есть, бюджет 2025 года покрывает все государственные расходы без необходимости дополнительного финансирования. И так же, как мы добиваемся эффективности в использовании ресурсов, мы сотрудничаем с международными организациями, с другими странами, с зарубежными банками — и делаем это на основе взаимного уважения.

Мы не хотим быть изолированной страной. Мы хотим работать с нашими друзьями за рубежом. Я уже говорил вам несколько лет назад: мы ещё не были готовы. Сейчас двери открыты настежь. Мы хотим быть друзьями, мы хотим быть партнёрами, мы хотим быть союзниками. Единственное, чего мы не хотим — быть лакеями.

К примеру, Всемирный банк и Межамериканский банк развития поддержали нас во множестве проектов. Совсем недавно — в строительстве школ: мы строим по две школы в день. И CAF (Банк развития Латинской Америки) так сильно привержен идее поддерживать нас, что уже открывает своё представительство здесь, в Сальвадоре.

У нас торговые отношения с большинством стран мира. Причём, если вспомнить, раньше оппозиция кричала, что мы «продались Китаю». Потому что, мол, в центре были магазины с китайскими товарами. Продались китайцам! А потом — мы поехали в Белый дом и встретились с президентом Трампом — тогда сказали: «продались американцам!»

Так как же выходит? Мы продались одновременно и Китаю, и США? И ни одна из сторон не протестует? Тут уж одно из двух: либо мы — лучшие дипломаты в мире, либо это просто ложь. Мы никому не продавались.

И вот, последнее доказательство того, что у нас есть достоинство, но мы не закрыты к международному сотрудничеству — мы открыты, и двери распахнуты для всех, кто хочет идти с нами этим путём — это подписание беспрецедентного соглашения с теми, кого нельзя было назвать нашими друзьями. Мы подписали взаимовыгодное соглашение с Международным валютным фондом. И сам МВФ, буквально неделю назад, провёл оценку и заявил: мы значительно превзошли все их ожидания.

Тем временем оппозиция твердит, что всё не так, что ситуация плохая. Им не нравится, что к нам приезжают туристы, потому что, по их словам, туризм вызывает джентрификацию. Хотя на самом деле это совсем не обязательно. Напротив: чем больше визитов, тем больше продаёт местный магазин, тем быстрее развивается семейный ресторан, и молодёжь может остаться в родных местах — потому что теперь здесь есть возможности. Им больше не нужно уезжать в США в поисках будущего — теперь оно есть и здесь, дома, где появился туризм.

Им не нравится, что мы заключаем соглашения с международными организациями. Им не нравится, что мы делаем накопления на развитие инфраструктурных проектов, потому что мы не берём кредиты на повседневные расходы. Им не нравится, что мы сотрудничаем с финансовыми институтами. Им не нравится, что у нас развивается туризм.

Так чего же они хотят? Чтобы мы ничего не делали, как делали они? Чтобы мы просто сидели и ждали, пока с неба упадут деньги?

Слава Богу, что они больше не у власти. Слава Богу.

То же самое произошло и с образованием. Они лгали сколько хотели, говорили, что мы не будем в него инвестировать, потому что якобы хотим, чтобы народ оставался покорным и управляемым. Но реальность такова, что при управлении так называемого «профессора» (бывшего президента) в образование вкладывали в среднем всего 948 миллионов долларов в год. А при нашем пятилетнем правлении — 1 411 миллионов долларов ежегодно.

Ни одно правительство в истории Сальвадора не инвестировало в образование столько, сколько это правительство. Мы инвестировали в компьютеры, в планшеты, в планшеты для раннего детства. Моя жена Габриэла даже координировала выбор программного обеспечения, которое на них устанавливается. Мы инвестировали в инфраструктуру, в десятки тысяч стипендий. Вместе с моим другом Алехандро Уиллмонтом мы реализуем программу десятков тысяч стипендий для получения высшего образования молодыми людьми. И многое другое.

Конечно, если сравнивать нашу образовательную систему с системой Швейцарии — мы пока проигрываем. Конечно. Но если сравнивать с тем Сальвадором, что был раньше — мы намного лучше. И продолжаем становиться лучше с каждым днём.

Сравним нашу страну сегодня с тем, какой она была в прошлом. Зачем? Чтобы понять, откуда мы пришли, где находимся сейчас и куда движемся.

Ещё один пример — больница Росалес. Говорили, что мы её никогда не построим, что это просто визуализация, что это ложь. Мы бы очень хотели открыть её давно, но, к сожалению, не смогли.

Однако уже совсем скоро мы передадим в пользование новый госпиталь Росалес — с первоклассной инфраструктурой, с современным технологическим оборудованием и всем необходимым для оказания помощи нашему народу. С качеством, не уступающим ни одной частной клинике — а может, даже и лучше.

Снаружи это видно. Проезжая мимо на машине, вы сами увидите стройку. Это реальность, она там — это не визуализация. Это не просто обещание. Что они теперь скажут? Придумают очередную ложь или переключатся на другую тему?

Благодаря поддержке со стороны офиса Первой леди мы добились большого прогресса в создании центров раннего детства — CAPIs. Те, кто их видел, знают — это прекрасные, современные пространства для ухода и развития самых маленьких. И, с Божьей помощью, со временем, шаг за шагом, такие центры появятся по всей стране.

Также вместе с офисом Первой леди мы работаем над расширением культурных и образовательных предложений, не только для детей младшего возраста, но и для всей страны. Сегодня в нашей Национальной музыкальной школе обучаются около 2 000 учеников. Есть ещё больше желающих, но пока нет мест. С Божьей помощью мы откроем тысячи новых мест, чтобы дети, молодёжь, даже малыши могли получать музыкальное образование. Мы также развиваем другие программы художественного образования. У нас есть коллективы, такие как Национальный балет, Фольклорный балет, Banda El Salvador — это уже не обещание, это реальность. В ней более тысячи участников. Те, кто видел их выступления, знают — это гордость для нашей страны.

Мы также провели реконструкции отделений экстренной педиатрической помощи, продолжаем модернизацию отделений материнства и детства. Да, ещё многое предстоит сделать, это правда. Но давайте вспомним, откуда мы вышли. Надо знать, откуда мы пришли, где находимся сейчас и куда идём.

И пусть ещё многое нужно, никто не может отрицать, что раннее детство стало приоритетом для нашей страны — чего раньше даже не упоминали. Мы понимаем: за каждой задачей, которую мы решаем, стоит другая, которая должна подождать. Мы хотели бы решить все проблемы сразу, но знаем — это нереалистично.

Мы можем раздать ноутбуки всем детям — и мы это сделали. Но школы всё ещё находились в ужасном состоянии. Мы можем ремонтировать по две школы в день — но тысячи ещё нуждаются в ремонте. Мы можем построить лучшую больницу в Центральной Америке — и это наша мечта, чтобы госпиталь Росалес стал такой больницей. Но будут нужны и другие больницы. Государство может сделать счастливым каждого, но не всех одновременно. Это сложно. Кто-то скажет — невозможно. Но мы всё равно попытаемся. Потому что не пытаться — это трусость. Если мы выбрали этот путь, эти сражения, то потому что верим в лучшее будущее Сальвадора.

А это не создаётся словами «нет». Мы продолжаем двигаться вперёд, несмотря на преграды, критику и внутреннюю и внешнюю оппозицию. Потому что все эти нападки, даже персональные, на меня и мою семью, бледнеют по сравнению с тем удовлетворением, которое мы испытываем, зная, что изменили жизнь миллионов людей.

Сегодня мы переживаем глубокую трансформацию, но также находимся в деликатный момент. Есть те, кто не в силах принять перемены и пытаются манипулировать и искажать реальность. Оппозиция превратила манипуляцию в свою главную стратегию, а журналистика стала одним из её главных орудий. «Журналистика» — в кавычках.

Нам говорили, что у неё есть этические нормы, метод. Я в это верил. Я верил, что журналист ищет объективность. Как бы сложно это ни было — он ищет правду. Но со временем я понял, что в большинстве случаев это не так. Есть повестки. И есть журналисты, которые этим повесткам служат. Одни делают это с большей наглостью, другие — с меньшей. Но не существует никакого «журналистского метода», если приказ — атаковать. И, конечно, это не решение самого журналиста. Это решение владельца СМИ. Даже если это ложь. Даже если нет ни одного доказательства. Главное — продавать нарратив.

Зайдите в аккаунты крупнейших газет США и мира — вы увидите, как они опубликовали сотни материалов о Сальвадоре с целью нас атаковать. Все вместе, как я уже говорил в начале, одним голосом. Крупнейшие медиа, до которых нам пока не дотянуться. И это не один ресурс — это якобы конкуренты между собой. Но слишком уж очевидно, что они действуют слаженно.

Конечно, они не нападают на нас потому, что мы якобы важный противник. Мы — маленькая страна. Мы бедны. У нас нет великой экономики и могучей армии. Так почему же нас так яростно атакуют?

Они не боятся Сальвадора как страны. Они боятся эффекта домино. Боятся того, что всё больше стран мира захотят выйти из-под их контроля и отказаться от их планов.

Журналисты — всего лишь одно из их орудий. Не единственное. Но именно они делают белое — чёрным, а чёрное — белым. Это их «бизнес». И пусть так — это их работа, за неё им платят.

Что неправильно — это то, что мы продолжаем верить, будто это делается ради народа. Народ должен понять одну простую истину: у всех есть повестка. У меня — есть повестка. У них — есть повестка. У политиков — есть повестка. У НПО — есть повестка. У всех есть повестка.

Разница лишь в том, что мы свою не скрываем. Вот я, перед вами, как политик. И я говорю с вами как президент республики, открыто излагая нашу повестку. А народ имеет полное право голосовать за эту повестку — или против неё. И совсем недавно у нас были выборы. И мы победили с самым высоким результатом среди всех демократий мира.

Тем не менее, многие из них действительно скрывают свою повестку. Они называют себя журналистами, хотя, как сказал бы Господь: «Вы знаете, чем вы занимаетесь». Они прячутся за так называемыми «благородными» делами, пытаясь представить свои действия как борьбу за интересы народа, при этом извлекая прибыль из народных страданий и пропагандируя насилие.

То же самое и с некоторыми НПО: они выдают себя за защитников прав человека, а на деле занимаются политическим активизмом — и мы видели это совсем недавно. Всё это инструменты в руках определённых повесток.

И ни журналисты, ни НПО — как бы они ни были связаны с этими повестками — не запрещены в нашей стране. Они свободны публиковать свои листовки, свободны говорить свои лжи. В других странах это запрещено. Многие развитые страны имеют законы, запрещающие так называемую «дезинформацию». В Европе это норма. А у нас — нет. Мы, возможно, ошибочно, но всё же позволяем дезинформацию. Они имеют право говорить и публиковать. Но хотя бы пусть называют вещи своими именами.

Если они занимаются политическим активизмом и зарабатыванием денег — пусть так и скажут. Они — не журналисты. Они — политические активисты, зарабатывающие деньги. Они — не НПО. Они — политические активисты, зарабатывающие деньги.

Говорят, мы якобы заключили договор с бандами. Какой договор? Серьёзно? Кто может поверить, что с помощью «договора» можно арестовать 70 тысяч бандитов по всей стране? Кто в это верит?

В тот же день, когда вышло их «расследование», мы открыли тюремные двери для международных СМИ. Они утверждали, что мы якобы держим бандитов отдельно, что они «не перемешаны». Это было пару лет назад. И тогда же они бросили вызов: если хотите доказать, что мы врём — откройте тюрьмы. Мы их открыли. Международные журналисты убедились: заключённые были вместе, а не разделены. Они были перемешаны. И тогда получали всего два приёма пищи в день. Ни даже солнечного света через окно.

Как вы думаете, им это что-то изменило? Нет. Они продолжили лгать и повторять ту же самую ложь. Здесь, где меры против бандитов пользуются поддержкой общества, они продают нарратив, что у нас есть какой-то «договор», что мы якобы даём им льготы. А там, где меры не популярны, говорят: «Вы слишком суровы, вы жестоко обращаетесь с людьми, вы не даёте им достаточно белка в еде».

Две взаимоисключающие вещи не могут быть правдой одновременно.

Они утверждают, что мы якобы сажаем правозащитников. Диссидентов. Оппозицию. А я вот думаю: а как вообще бороться с коррупцией, если вся оппозиция имеет неприкосновенность? Нельзя никого трогать. Любой коррупционер из оппозиции, попавший в тюрьму — сразу «жертва политических репрессий». Все они — 15, 20 лет наживались на государстве, а теперь — приклеили на себя ярлык «политически преследуемого».

Сегодня работать в НПО — почти синоним неприкосновенности. Быть журналистом «клуба» (потому что не всех журналистов туда пускают — надо быть «своим») — значит, можно нарушать закон без последствий. То есть, если кто-то совершает хладнокровное убийство, ему достаточно пойти и устроиться на работу в одну из таких НПО или в «правильное» СМИ — и закон его не тронет. Потому что он «правозащитник». Потому что он «диссидент». Потому что он «оппозиция к режиму».

Они считают, что обладают монополией на истину. Но если что-то случается с журналистом, который не входит в этот клуб — они его не защищают. Более того, они смеются. «Ха-ха-ха, видите? Даже несмотря на то, что он поддерживал режим, его посадили». Потому что они не здесь ради принципов. И даже не ради убеждений. Они здесь ради того, чтобы обеспечить безнаказанность своим — за коррупцию и преступления.

Они хотят навязать свою версию событий. Что, к слову, делает каждая политическая сила в мире. И если вы мне не верите — просто вспомните: когда в последний раз эти СМИ, которые якобы «ищут правду», опубликовали хоть один критический материал об оппозиции?

Разве оппозиция никогда не делает ничего плохого? Разве она никогда не делала ничего плохого? Просто это не входит в их повестку. Всё, что говорит оппозиция — даже если это произносит преступник — воспринимается без вопросов. Если преступник, убийца, маньяк что-то скажет — для них это святое слово. Никто не проверяет, правда это или ложь. Пока это укладывается в повестку. Пока это поддерживает нужный нарратив. Пока говорит то, что они хотят услышать.

И за это ещё вручают «награды», якобы престижные, — ценой боли народа. Но если их бизнес — это смерть, друзья, тогда скажите правду. Скажите правду о страданиях большинства. Если вы просто наживаетесь на боли людей — это называется стервятничество. И да, у вас есть право быть стервятниками. Но по крайней мере скажите об этом честно. Без лицемерия.

Я всегда считал, что лучше всего объяснять с помощью конкретных примеров. Так что приведу вам один случай, о котором теперь можно рассказать без вреда для стратегии, потому что прошло уже достаточно времени.

Когда мы запустили План контроля территории в июне 2019 года, мы заявили, что он включает несколько фаз. Помните это? И что мы будем раскрывать их по мере запуска каждой из них. А что сказали журналисты? «Нет прозрачности, вы должны раскрыть все фазы сразу».

Серьёзно? Как можно требовать, чтобы мы преступникам раскрыли все фазы плана борьбы с преступностью? Как можно публиковать стратегию по борьбе с бандами в тот момент? Помните, как они каждый день требовали, чтобы мы опубликовали план?

Мы их не послушали. И слава Богу — он не утёк. Потому что если бы план просочился, вы можете себе представить, сколько крови продолжало бы проливаться? Мы бы не смогли решить проблему. Под предлогом «прозрачности» и «права на информацию» мы бы просто проиграли бандам.

Если бы нам пришлось раскрыть все этапы плана заранее, он бы попросту не сработал.

Не знаю, помните ли вы, когда начался режим чрезвычайного положения — мы начали проводить масштабные рейды. И мы объявляли об операциях после их проведения, как и должно быть. Но иногда мы специально объявляли об операциях до их проведения. И в соцсетях писали: «Зачем вы предупреждаете преступников?»

Мне так хотелось ответить — объяснить, почему мы так делали. Но тогда было нельзя. А сейчас — можно. Прошу прощения у своей службы безопасности за то, что расскажу это, но думаю, вреда уже не будет.

В те дни, когда мы заходили в какое-то сообщество — и весь центральноамериканский народ подтвердит это, потому что они это пережили — в конце почти каждой общины в Сальвадоре есть овраг или ручей. Так и есть. Многие из вас не дадут соврать. Тысячи общин устроены так.

Когда заходила полиция и армия, бандиты убегали вниз — в овраг, прятались в зарослях. Мы проводили операцию: обыскивали дом за домом, уходили — а бандиты возвращались, чтобы снова собирать вымогательства. Люди жаловались: «Они возвращаются каждый раз, как только вы уезжаете!»

Но, конечно, мы не могли остаться в каждом сообществе постоянно. Поэтому что мы делали? Мы после операции размещали отряд солдат в зарослях, по ту сторону оврага. Объявляли, что войдём в сообщество — бандиты бежали в овраг — и там, в зарослях, мы их и ловили.

Но тогда об этом нельзя было говорить — потому что есть вещи, которые можно озвучить в определённое время, а есть такие, которые должны подождать. Слава Богу, мы выдержали нападки, критику и всё остальное, чтобы достичь того, что имеем сейчас. И мы будем продолжать в том же духе и в других сферах, потому что мы делаем не то, чего хотят они, а то, чего желает народ.

Раскрыть План контроля территории раньше времени — это означало бы десятки тысяч погибших. Это была бы кровь на их руках. А что они бы получили взамен? Сначала — утечка. Затем — визиты, лайки, деньги, одобрение крупных международных организаций. Потом — премии. Опубликовали бы «аналитику» о том, почему провалился план Сальвадора. Исследование от такого-то фонда. И за это дали бы награду. А тысячи сальвадорцев были бы мертвы. В обмен на их призы.

Но последствий они бы не понесли. Расплачивался бы наш народ. Кровь нашего народа стала бы их «капиталом». У меня мурашки по коже от одной мысли, что мы были всего в одной утечке от какого-нибудь памфлета, оплаченного фондами Сороса, — от того, чтобы снова стать несостоявшимся государством. Таким, каким, к сожалению, сегодня являются многие страны Латинской Америки.

НПО, СМИ, оппозиционные партии — все они, при постоянном финансировании иностранных агентов, могли бы решить судьбу десятков тысяч сальвадорцев без единого голоса народа. Без выборов. Без мандата. В большинстве случаев народ даже не знает их имён. Но мы были очень близко — всего в шаге от того, чтобы это стало реальностью.

Я знаю, что многим не нравится то, что мы делаем. Но ещё больше им не нравится, что это работает. Потому что строить новую страну — это неудобно. Это как ремонт в доме: пока идут работы — шумно, пыльно, некомфортно. Но когда всё закончено — всё оправдывает себя.

Например, было бы проще оставить дорогу Лос Чоррос такой, какой она была. Она ведь была, верно? Иногда оползала, но в целом существовала. Но нет. Мы решили не просто потратить десятки миллионов, чтобы «замазать дыры». Мы приняли решение реализовать самый масштабный дорожный проект в истории Центральной Америки.

Этот проект состоит из трёх этапов. Один из них — это не то, о чём лжёт оппозиция, якобы мы его отменили — это виадук длиной один километр. Это будет самый длинный мост в истории нашей страны. Сейчас самое длинное мостовое сооружение в Сальвадоре — это мост Камино Сан Сильвио, его длина 300 метров. Следующий по длине — мост в Ла Чадура, который мы сейчас строим — 400 метров.

Но мост в Лос Чоррос будет длиной один километр. Мы расширим его до восьми полос движения. Это будет часть проекта Франсиско Морасан, самой протяжённой транспортной артерии страны. Этот проект, стоимостью 400 миллионов долларов, решит проблему, существующую на этом участке с тех пор, как существует этот путь — а это почти 500 лет истории.

Мы буквально срезаем гору, которая в 25 раз больше, чем Монсаньильо. Это 25 откосов. Проект, на который ни одно предыдущее правительство не решилось. Но мы скоро его завершим. Да, он займёт пару лет, но мы его закончим. Это будет самый масштабный дорожный проект во всей истории нашей страны. И самый крупный инфраструктурный проект среди всех предыдущих администраций.

Потребуется несколько месяцев неудобств — но взамен мы получим десятилетия преимуществ. Для тех, кто ежедневно ездит по этому маршруту. Для развития всей страны.

В конце концов, то, что мы имеем сейчас, — это не идеально. Конечно, нет. Никогда и не будет. Мы — люди. Но это в тысячу раз лучше, чем всё, что у нас когда-либо было.

Если только мы не позволим тем же самым людям снова прийти и управлять. Если только мы не попадёмся в ловушку тех, кто умеет только жаловаться. Тогда мы сможем достичь гораздо большего.

Всё начинается с того, чтобы ценить то, чего мы уже достигли. И мечтать о том, чего мы ещё можем достичь. Потому что народ, который не ценит того, что имеет, — находится в шаге от того, чтобы это потерять.

И, конечно, когда человек привыкает к хорошему, он хочет ещё лучше. И это нормально. Нормально требовать. Но ненормально, когда те, кто никогда ничего не сделал, — сегодня больше всех требуют. Даже несмотря на то, что нынешние решения работают.

Некоторые думают, что те перемены, которых мы добились и продолжаем добиваться, — это легко. Будто любой мог бы это сделать. Но те же «эксперты по бандитизму» говорили, что мареры — это неизбежное зло. Что избавиться от них невозможно. Что на это уйдут поколения сальвадорцев.

Как я всегда говорю — слава Богу, мы их не послушали.

Почему они не пытаются нам помочь? Они стараются лишь разрушить то, что мы с таким трудом ставим на своё место. Им неприятно видеть, как наш дом встаёт с колен. Но мы не должны позволить, чтобы дезинформация и навязанные извне нарративы заставили нас отступить назад.

В Сальвадоре мы не стремимся завоевать одобрение тех, кто хочет видеть нас потерпевшими неудачу. Мы показываем пример для тех, кто ищет вдохновения. Но прежде всего мы строим своё будущее, в своей стране, для своего народа — своими методами.

Мы не навязываем наш путь ни одной другой стране мира. Но и не позволим никому отнять у нас тот мир, который нам достался столь дорогой ценой.

Мы добились того, во что никто не верил. И это только начало. Путь впереди не будет лёгким — перед нами великие вызовы: реформировать систему образования, модернизировать здравоохранение, развивать экономику. И, как оказалось, мы также сталкиваемся с внешними силами, которые боятся силы независимости маленькой нации.

Наше будущее может быть прекрасным. Но его строительство не будет ни быстрым, ни лёгким — оно потребует доверия, терпения и жертв. Вместе мы сможем этого добиться. Мы уже однажды это сделали. И, с Божьей помощью, сделаем снова — и весь мир станет свидетелем этого.

Да благословит Бог Сальвадор, и да благословит Он каждого из вас.
Большое спасибо.

Понравилась статья? Поделиться с друзьями:
Чёртов Биткойн
Добавить комментарий